Протопоп аввакум был современником царя. Протопоп Аввакум. Биография. История жизни и смерти. Взгляды и наследие

Особое место в литературе 2-ой половины 17в. занимает старообрядческая литература. Как социально-религиозное движение раскол окончательно оформится после церковного собора 1666-1667 гг. Реформы патриарха Никона были сведены лишь к внешней обрядовой стороне. Реформа знаменовала новый этап подчинения церкви светской власти. Она вызвала появление мощного антифеодального, антиправительственного движения - старообрядчества. Активное участие в движении приняла часть крестьянства, сельского духовенства и родовитого боярства. Таким образом, раскол объединил на первых порах представителей различных классов и социальных групп. Идеологом старообрядчества являлся протопоп Аввакум - талантливейший писатель 2-й половины 17в. (1621-1682 гг.). Он фанатически отстаивал свои убеждения и погиб за них на костре. Автор около 80 сочинений, из них 64 написаны во время 15-летнего заточения в земляном срубе Пустозерска. Ему принадлежат «Житие», повествующее о жизни автора, «Книга бесед», челобитные, послания.

ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ

АВВАКУМ [Авва́кум] Петров (20.11.1620, с. Григорово Закудемского стана Нижегородского у.- 14.04.1682, Пустозерск), протопоп (лишенный сана), крупнейший деятель раннего старообрядчества, расколоучитель. Основные сведения о своей жизни А. изложил в автобиографическом «Житии» и др. сочинениях. Род. в семье священника Борисоглебской ц. Петра († ок. 1636). Мать - Мария (в иночестве Марфа) - была, по словам А., «постница и молитвенница» и оказала большое влияние на религ. развитие сына. В 1638 г. А. женился на дочери местного кузнеца Анастасии Марковне (1628-1710), родившей ему 5 сыновей и 3 дочерей. Переехав в с. Лопатищи того же уезда, А. в 1642 г. был рукоположен во диакона, а в 1644 г.- во священника. Летом 1647 г. бежал с семьей от преследований местного «начальника» в Москву, где нашел поддержку у царского духовника Стефана Вонифатьева, после чего вернулся в свой разоренный дом в Лопатищах. С этого времени А. начал поддерживать активные контакты с кружком «ревнителей благочестия» и последовательно осуществлять их программу исправления нравов, из-за чего вступал в постоянные конфликты как с паствой, так и с властями. В мае 1652 г., спасаясь бегством от разъяренных прихожан, А. вновь направился в Москву, получил назначение в г. Юрьевец-Повольский, где был поставлен в протопопа. На новом месте А. вскоре восстановил против себя мирян и духовенство, был жестоко избит толпой и бежал в Кострому, оттуда в Москву. Здесь он начал служить в Казанском соборе, протопопом к-рого был его покровитель лидер «боголюбцев» Иван Неронов. Оказавшись в самой гуще событий, связанных с церковной реформой, проводимой Патриархом Никоном, А. после ареста Неронова (4 авг. 1653) стал во главе старообрядческой оппозиции реформам. Вместе с костромским протопопом Даниилом он написал несохранившуюся челобитную царю Алексею Михайловичу, где просил за Неронова, проводил последнего в ссылку, проповедовал с паперти Казанского собора; лишенный места, он служил в ц. св. Аверкия в Замоскворечье, а затем демонстративно совершал богослужения в «сушиле» во дворе Неронова, где и был арестован 13 авг. 1653 г. Закованный в цепи, А. был заключен в подземелье Андроникова мон-ря, где его били и морили голодом.

Спасенный от расстрижения благодаря заступничеству царя, А. был передан в Сибирский приказ, а 17 сент. 1653 г. «за ево многое бесчинство» сослан с семьей в Тобольск, где проживал с кон. дек. 1653 по конец июля 1655 г. Здесь А. пользовался покровительством тобольского воеводы В. И. Хилкова и Сибирского архиеп. Симеона, добившегося для него разрешения служить в кафедральном Софийском и Вознесенском городском соборах. Тем не менее, как вспоминал впосл. А., «в полторы годы пять слов государевых сказывали на меня» (т. е. было отправлено 5 доносов на А.). Особенно острое столкновение произошло у него с архиепископским дьяком И. В. Струной. И хотя благодаря поддержке владыки дело закончилось в пользу протопопа, эти события повлияли на его судьбу: было велено перевести А. с семьей под стражей в Якутский острог с запрещением служить литургию. А. доехал только до Енисейска, т. к. поступил новый указ - отправить его в Даурию вместе с отрядом воеводы А. Ф. Пашкова. Во время похода, начавшегося 18 июля 1656 г., между А. и воеводой, отличавшимся крутым нравом, сложились крайне неприязненные отношения. Уже 15 сент. 1656 г. А. был по приказу последнего наказан кнутом на Долгом пороге за «малое писанейце», в к-ром воевода осуждался за грубость и жестокость. Тогда же казаками и служилыми людьми была составлена инспирированная Пашковым челобитная на имя царя, обвинявшая А. в том, что он написал «воровскую составную память», «глухую, безымянную», направленную против «начальных людей» с целью учинить смуту. Челобитчики требовали смертной казни А. По прибытии отряда Пашкова 1 окт. 1656 г. в Братский острог А. был заключен в холодную башню, где сидел до 15 нояб. В мае 1657 г. отряд двинулся дальше, через Байкал, по Селенге и Хилку до оз. Иргень, а оттуда волоком до р. Ингоды, затем по Ингоде и Шилке, достигнув в нач. июля 1658 г. устья р. Нерчи. Весной 1661 г. А. по приказу из Москвы с семьей и неск. людьми отправился в обратный путь через всю Сибирь, охваченную восстаниями коренных народов. В 1662-1663 гг. он зимовал в Енисейске, с кон. июня 1663 по сер. февр. 1664 г. жил в Тобольске, где был связан с находившимися здесь в ссылке за приверженность к старым обрядам романовским попом Лазарем и Патриаршим подьяком (иподиаконом) Федором Трофимовым, а также однажды виделся с ссыльным Юрием Крижаничем, описавшим в 1675 г. эту встречу. Не позднее мая 1664 г. А. прибыл в Москву. Во время почти 11-летней сибирской ссылки А. довелось вытерпеть невероятные лишения и голод, преодолеть много опасностей, пережить смерть 2 сыновей. В Сибири родилась слава протопопа как героя и мученика за «старую веру», развился его талант проповедника. Позднее он вспоминал, что, возвращаясь в Москву, «по всем городам и селам, в церквах и на торгах кричал», обличая «никонианские» новшества. В Сибири осталось немало его учеников и последователей.

В Москве А. был весьма благосклонно принят царем и его ближайшим окружением, познакомился и вел полемику с Симеоном Полоцким и Епифанием (Славинецким), получал подарки от царедворцев, беседовал с царским духовником Лукьяном Кирилловым, Рязанским архиеп. Иларионом, окольничими Р. М. Стрешневым и Ф. М. Ртищевым, спорил с ними «о сложении перстов, и о трегубой аллилуйи, и о прочих догматах», стал духовным отцом боярыни Ф. П. Морозовой, ее сестры кнг. Е. П. Урусовой и мн. др. московских «старолюбцев». Несмотря на подношения и посулы со стороны властей (в т. ч. обещание сделать его справщиком на Печатном дворе), А., относившийся к новым обрядам с прежней нетерпимостью, «паки заворчал» - написал царю гневную челобитную, «чтоб он старое благочестие взыскал», и стал открыто проповедовать свои взгляды. В авг. 1664 г. было принято решение сослать А. с семьей в Пустозерск. С дороги, из Холмогор, он написал в окт. 1664 г. челобитную царю с просьбой из-за трудности зимнего пути оставить его «зде, на Холмогорах». Благодаря заступничеству Ивана Неронова, к тому времени уже примирившегося с Церковью, а также из-за отказа кеврольских и верховских крестьян дать прогонные деньги и подводы местом ссылки А. стала Мезень (прибыл сюда с семьей и домочадцами 29 дек. 1664).

В кон. 1665 - нач. 1666 г. в связи с подготовкой к Собору (начался в февр. 1666) были арестованы вожди старообрядческой оппозиции. 1 марта 1666 г. был привезен в Москву и А., к-рого отдали на увещание Крутицкому митр. Павлу. «Он же меня у себя на дворе,- вспоминал А.,- привлачая к своей прелестной вере, томил всяко пять дней, и козновав, и стязався со мною». 9 марта А. перевели «под начал» в Пафнутиев боровский мон-рь. После бурной полемики на Соборе А. и его единомышленники, диак. Федор Иванов и суздальский свящ. Никита Добрынин, были 13 мая 1666 г. лишены сана и анафематствованы в Успенском соборе, после чего их, закованных в цепи, поместили в Никольский Угрешский мон-рь, где 2 июня Федор и Никита раскаялись и подписали требуемые от них грамоты. В нач. сент. А. вновь был переведен в тюрьму Пафнутиева боровского мон-ря, где его безуспешно уговаривали покаяться и примириться с Церковью. В этих увещаниях принимали участие А. С. Матвеев и дьяк Д. М. Башмаков.

17 июня 1667 г. новые безуспешные увещания и острые споры продолжились на заседаниях Собора, а через месяц А., попу Лазарю и соловецкому иноку Епифанию за их упорство вынесли окончательный приговор - «отослать к грацкому суду». 26 авг. по царскому указу А. вместе с Лазарем, симбирским свящ. Никифором и Епифанием был приговорен к ссылке в Пустозерск…

6 янв. 1681 г.- в праздник Богоявления - московские старообрядцы, как сообщалось в объявлении Синода 1725 г., «безстыдно и воровски метали свитки богохульныя и царскому достоинству безчестныя» и в соборах ризы «и гробы царския дехтем марали… наущением того же расколоучителя и слепаго вождя своего» А. «Он же сам… на берестяных хартиях начертывал царския персоны и высокия духовныя предводители с хульными надписании и толковании». Эти события ускорили развязку. 8 февр. 1682 г. царь Феодор Алексеевич получил разрешение Собора поступать с раскольниками «по государеву усмотрению». В Пустозерск направился капитан стрелецкого стремянного полка И. С. Лешуков, к-рый провел спешный сыск по поводу распространения А. из земляной тюрьмы «злопакостных» и «злохульных» писаний, направленных против царя и иерархов. 14 апр. 1682 г. А., Лазарь, Епифаний и Федор Иванов были сожжены в срубе «за великие на царский дом хулы».

ЖИТИЕ ПРОТОПОПА АВВАКУМА

«Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» - лучшее творение Аввакума, созданное в 1672-1673 гг. Это первое в истории русской литературы произведение автобиографического жанра, в котором выразились тенденции к реализму. Эти тенденции нашли отражение в бытовых сценах «Жития», в пейзажных описаниях, в диалогах героев, а также в языке произведения с его просторечиями и диалектизмами.

Центральная тема жития - тема личной жизни Аввакума, неотделимая от борьбы за «древлее благочестие» против Никоновых новшеств. Она тесно переплетается с темой изображения жестокости и произвола «начальников» - воевод, обличения «шиша антихристова» Никона и его приспешников, утверждавших новую, как они считают, веру «кнутом и виселицами». На страницах жития во весь свой гигантский рост встает образ незаурядного русского человека, необычайно стойкого, мужественного и бескомпромиссного. Характер Аввакума раскрывается в житии как в семейно-бытовом плане, так и в плане его общественных связей. Аввакум проявляет себя и в отношениях к «робяткам» и верной спутнице жизни, преданной и стойкой Анастасии Марковне, и в отношении к патриарху, царю, и простому народу, к своим единомышленникам, соратникам по борьбе. Поражает необычайная искренность его взволнованной исповеди: горемыке-протопопу, обреченному на смерть, нечего лукавить, нечего скрывать. Он откровенно пишет о том, как прибегнул к обману, спасая жизнь одного «замотая» - гонимого человека, которому грозила смерть. Вспоминает о своих тяжких раздумьях и колебаниях, он готов был молить о пощаде и прекратить борьбу. В «Житии» поражает, прежде всего, личность героя, его необычная стойкость, мужество, убежденность, стремление к справедливости. Хотя Аввакум и назвал свое произведение «Житием», с традиционным агиографическим жанром его связывает немногое. В нем преобладают новаторские черты в изображении человеческой души, ее страданий, стойкой непреклонности. Новаторские приемы проявляются в изображении семейно-бытовых отношений, в сатирическом обличении духовных и светских властей, в описании Сибири. Если Аввакум непримирим и беспощаден к своим противникам, то он чуток и заботлив по отношению к своей семье, к своим подвижникам.

Наиболее значителен в «Житии» образ спутницы жизни, его жены Анастасии Марковны. Она вместе с мужем безропотно идет в сибирскую ссылку и морально помогает мужу переносить все невзгоды, лишения. Безропотно идет она вместе с мужем в далекую сибирскую ссылку: рожает и хоронит по дороге детей, спасает их во время бури, за четыре мешка ржи во время голода отдает свое единственное сокровище - московскую однорядку, а затем копает коренья, толчет сосновую кору, подбирает недоеденные волками объедки, спасая детей от голодной смерти. С грустью говорит Аввакум о своих сыновьях Прокопии и Иване, которые, испугавшись смерти, приняли «никонианство» и теперь мучаются вместе с матерью, закопанные живыми в землю (т.е. заключенные в земляную темницу) . С любовью говорит протопоп и о дочери своей Аграфене, которая вынуждена была в Даурии ходить под окно к воеводской снохе и приносить от нее иногда щедрые подачки. Изображая себя в обстановке семейно-бытовых отношений, Аввакум стремится подчеркнуть неразрывную связь бытового уклада с церковью. Патриархальный уклад, охраняемый старым обрядом, и защищает он. Он стремится доказать, что старый обряд тесно связан с самой жизнью, ее национальными основами, а новый обряд ведет к утрате этих основ. Страстная защита «древлего благочестия» превращает житие в яркий публицистический документ эпохи. Не случайно свое житие протопоп начинает с изложения основных положений «старой веры», подкрепляя их ссылками на авторитет «отцов церкви» и решительно заявляя: «Сице аз, протопоп Аввакум, верую, сице исповедаю, с сим живу и умираю». Собственная его жизнь служит лишь примером доказательства истинности положений той веры, борцом и пропагандистом которой он выступает.

Но главное своеобразие «Жития» Аввакума - в его языке и стиле. Для стиля характерно сочетание сказовой формы с проповедью, что привело к тесному переплетению разговорно-просторечных элементов языка с церковно-книжными. В столкновении церковно-книжных и разговорных форм рождалось новое стилистическое единство, которое сам он характеризует как «просторечье». В стиле жития протопоп использует форму сказа - неторопливого рассказа от первого лица, обращенного к старцу Епифанию, но в то же время подразумевающего и более широкую аудиторию своих единомышленников. Но, как отметил В.В. Виноградов, в стиле жития сказовая форма сочетается с проповедью, и это обусловило тесное переплетение церковно-книжных элементов языка с разговорно-просторечными и даже диалектными. Для стиля Аввакума характерно отсутствие спокойного эпического повествования.

Его житие состоит из ряда искусно нарисованных правдивых драматических сцен, построенных всегда на острых конфликтах: социального, религиозного или этического порядка. Эти драматические сцены соединены между собой лирическими и публицистическими отступлениями. Аввакум либо скорбит, либо негодует, либо иронизирует над противниками и самим собой, либо горячо сочувствует единомышленникам и печалится об их судьбе. «Житие» проникнуто духом борьбы. Автор страстно отстаивает свои убеждения, обличает врагов. Деятельность Аввакума была направлена на защиту старообрядчества, раскола, носившего реакционный характер. Большой талант Аввакума, его литературное новаторство делают его творчество выдающимся явлением древнерусской литературы.

«АЗ ЕСМЬ АВВАКУМ ПРОТОПОП»

Егда приехали на Шаманской порог, на встречю приплыли люди иные к нам, а с ними две вдовы - одна лет в 60, а другая и больши; пловут пострищись в монастырь. А он, Пашков, стал их ворочать и хочет замуж отдать. И я ему стал говорить: «по правилам не подобает таковых замуж давать». И чем бы ему, послушав меня, и вдов отпустить, а он вздумал мучить меня, осердясь. На другом, Долгом пороге стал меня из дощенника выбивать: «для-де тебя дощенник худо идет! еретик-де ты! поди-де по горам, а с казаками не ходи!» О, горе стало! Горы высокия, дебри непроходимыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть - заломя голову! В горах тех обретаются змеи великие; в них же витают гуси и утицы - перие красное, вороны черные, а галки серые; в тех же горах орлы, и соколы, и кречаты, и курята индейские, и бабы, и лебеди, и иные дикие - многое множество, птицы разные. На тех горах гуляют звери многие дикие: козы, и олени, и зубри, и лоси, и кабаны, волки, бараны дикие - во очию нашу, а взять нельзя! На те горы выбивал меня Пашков, со зверьми, и со змиями, и со птицами витать. И аз ему малое писанейце написал, сице начало: «Человече! убойся Бога, седящаго на херувимех и призирающаго в безны, его же трепещут небесныя силы и вся тварь со человеки, един ты презираешь и неудобство показуешь», - и прочая; там многонько писано; и послал к нему. А се бегут человек с пятьдесят: взяли мой дощенник и помчали к нему, - версты три от него стоял. Я казакам каши наварил да кормлю их; и они, бедные, и едят и дрожат, а иные, глядя, плачют на меня, жалеют по мне. Привели дощенник; взяли меня палачи, привели перед него. Он со шпагою стоит и дрожит; начал мне говорить: «поп ли ты или роспоп?» И аз отвещал: «аз есмь Аввакум протопоп; говори: что тебе дело до меня?» Он же рыкнул, яко дивий зверь, и ударил меня по щоке, таже по другой и паки в голову, и сбил меня с ног и, чекан ухватя, лежачева по спине ударил трижды и, разболокши, по той же спине семьдесят два удара кнутом. А я говорю: «господи Исусе Христе, сыне божий, помогай мне!» Да то ж, да то ж беспрестанно говорю. Так горько ему, что не говорю: «пощади!» Ко всякому удару молитву говорил, да осреди побой вскричал я к нему: «полно бить тово!» Так он велел перестать. И я промолыл ему: «за что ты меня бьешь? ведаешь ли?» И он паки велел бить по бокам, и отпустили. Я задрожал, да и упал. И он велел меня в казенной дощенник оттащить: сковали руки и ноги и на беть кинули. Осень была, дождь на меня шел, всю нощь под капелию лежал. Как били, так не больно было с молитвою тою; а лежа, на ум взбрело: «за что ты, сыне Божий, попустил меня ему таково больно убить тому? Я ведь за вдовы твои стал! Кто даст судию между мною и тобою? Когда воровал, и ты меня так не оскорблял, а ныне не вем, чтo согрешил!» Быдто добрый человек - другой фарисей с говенною рожею, - со владыкою судитца захотел! Аще Иев и говорил так, да он праведен, непорочен, а се и писания не разумел, вне закона, во стране варварстей, от твари Бога познал. А я первое - грешен, второе - на законе почиваю и писанием отвсюду подкрепляем, яко многими скорбьми подобает нам внити во царство небесное, а на такое безумие пришел! Увы мне! Как дощенник-от в воду ту не погряз со мною? Стало у меня в те поры кости те щемить и жилы те тянуть, и сердце зашлось, да и умирать стал. Воды мне в рот плеснули, так вздохнул да покаялся пред владыкою, и господь-свет милостив: не поминает наших беззаконий первых покаяния ради; и опять не стало ништо болеть.

Протопоп Аввакум Петров — фигура почти невероятная. Это уникальный слу-чай, когда в одной личности отразилась эпоха, разграничившая Россию средне-вековую, по преимуществу религиозную, — и новое светское государство с куль-турой и политической структурой иного типа. И если мы обращаемся к фигуре Аввакума, то во многом потому, что он оказался человеком на грани двух миров.

Начало жизни, среда, из которой он происходил, были весьма заурядными, одна-ко масштаб личности, осознание своей миссии и несокрушимость веры сделали его олицетворением одного из поворотных моментов в истории России. Аввакум уникален, потому что до него никто не заявлял о себе столь определенно и красноречиво — в конце концов, он автор первого автобио--гра-фического повествования в русской литературе, до него мы не слышим такой исповедальности. Но вопрос: насколько это исповедальность, а насколько игра? И почему «одинокий голос человека» оказался услышан современниками и потомками?

Способность Аввакума воплотить убеждения в словах и поступках порази-тель-ны. Однако он отражает многие ключевые черты русского человека той эпохи, и, как ни парадоксально, эта предельная «типичность» сделала его лидером в глазах современников и заставляет нас проследовать за ним и по-степенно, шаг за шагом, восстановить смысл событий, масштаб которых далеко выходит за рамки отдельной человеческой жизни.

Сын и внук сельских священников, он родился в селе Григорове, под Нижним Новгородом, — в тех исконно русских, коренных краях, откуда за десятилетие до его появления на свет ранее вышло народное ополчение, чтобы спасти оте-чество и укрепить православную веру; ополчение, которое в итоге обеспечило приход на трон нового царя Михаила Федоровича Романова и вместе с ним новой династии. Аввакум рос в обыкновенной, не слишком благополучной семье: в 15 лет лишился пьющего отца; прислушивался к наставлениям «молит-венной» матери, по указанию которой в 17 лет женился на 14-летней сироте На-стасье Марковне (именно так, уважительно, он ее назы-вал потом всю жизнь). В двадцать с небольшим лет был рукоположен в диа-коны, а пару лет спустя, в 1644 году, — поставлен в священники и получил приход в селе Лопа-тицы неподалеку от почитаемого Макарьева Желтоводского монастыря. Сло-вом, в первые 25 лет ничем не выделялся из сотен подобных ему «поповичей». Представив себе его, мы одновременно видим десятки тысяч молодых людей XVII века, для которых жизнь строилась по лекалам отцов и дедов, которые жили в рамках церковного годового круга и крепко держались за землю: «где родился, там и пригодился» — это их взгляд на мир.

Однако уже в первом своем приходе Аввакум ввязывается в борьбу, навсегда определившую его жизненный путь. Он занимает крайне строгую нрав-ствен-ную и каноническую позицию, в соответствии с идеалами христианства, кото-рые редко воплощались в том «грешном мире», о котором неизменно говорят все русские книжники. Он вводит в своей церкви единогласное пение взамен распространенного повсюду многогласия (когда священник с дьяконом парал-лельно читали разные тексты, сокращая время службы к облегчению прихо-жан); тщательно соблюдает все уставы, стыдит и уличает сельчан и даже местных влиятельных лиц за различные бытовые пороки, особенно за пьян-ство. А когда в Лопатицы приходят «плясовые с медведи с бубнами и с дом-рами», Аввакум, как сам он позднее рассказывал, «по Христе ревнуя изгнал их и хари и бубны изломал един у многих и медведей двух великих отнял — одного ушиб… а другого отпустил в поле».

В 1648 году Аввакум наотрез отказался благословить молодого аристократа Матвея, сына воеводы Василия Шереметева, несмотря на милостивое отноше-ние последнего к суровому попу. Естественно, Аввакуму доставалось от недо-воль-ных: то побили, то «придавили», то взбешенный Шереметев бросил в Вол-гу, так что Аввакум еле спасся. Кончилось тем, что Аввакуму дважды пришлось бежать из Лопатиц в Москву, оттуда его направили служить прото-попом (то есть старшим священником) в город Юрьевец, где он так яростно взялся за установление благочестия, что уже через восемь недель «попы и бабы, которых унимал от блудни, среди улицы били батожьем и топтали его и грозились совсем убить… да и тело собакам в ров бросить». В итоге в 1651 го-ду он бежит от озлобленной паствы в Москву.

Все это могло бы показаться странным и случайным, если бы не происходило в стране в 1640-е годы. После Смуты и с приходом на престол новой династии Романовых многие книжники и не только знатные, но и простые люди беспо-коились о чистоте веры и и опасались, что отступление от нее ведет к погибели Русской земли. Занимало это и благочестивого молодого царя Алексея Михай-ло-вича. Царский духовник Стефан Вонифатьев, молодой протопоп Казанского собора в Москве Иоанн Неронов, книжные справщики Иван Наседка, Шестак Мартемьянов, а какое-то время и престарелый патриарх Иосиф, пытались воз-родить древнюю традицию проповеди, ввести едино-гласие, очистить богослу-жение от повреждений, накопившихся за десятилетия исторических потрясе-ний и столетия прежней разобщенности, унифицировать церковные книги. Идеал чистой и праведной церкви не всем был близок, но влияние на царя позволяло «ревнителям древлего благочестия» определять духовную политику.

Так что молодой сельский священник Аввакум не был одиноким чудаком. Он был одним из горячих сторонников популярного и влиятельного течения в церкви. И это позволило ему быстро подняться в неформальной иерархии духовных авторитетов, завести личное знакомство с царем. Унификация богослужебных книг и обрядов была проведена по современным греческим и украинским изданиям. Древнерусские рукописи, работа с которыми требовала кропотливости и многих месяцев труда, были отложены в сторону. И Аввакум громче, решительнее единомышленников выразил протест в посланиях-челобитьях царю Алексею Михайловичу. Однако тот доверял молодому священнику, а потом патриарху Никону, а также был заинтересован в укреплении связей с украинскими землями, нуждался в поддержке там православных казаков. Так что при всем личном расположении царя, а более того, набожной царицы Марии Ильиничны Милославской, Аввакум повлиять на ситуацию не мог: практика мало-помалу брала верх над идеалом консерва-тизма.

В сентябре 1653 года его посадили в подвал Андроникова монастыря на трое суток, а затем стали увещевать. Но чем больше на него давили, тем крепче верил Аввакум в свою правоту.

Однако в те годы Аввакум не был лидером в своем кругу единомышленников. Это было мощное духовное движение в защиту консервативных основ духов-ной культуры — и его острота и сила были ответом на подспудно вызревавшие новые тенденции. В тот момент никто не мог их определить, но по сути это было проникновение светской культуры и светского отношения к жизни, кото-рое вызвало колоссальную ответную реакцию. И царь Алексей Михайлович в тот момент чувствовал себя не просто правителем, а духовным лидером обще-ства. Поэтому и собирал вокруг себя искренних и цельных приверженцев традиций. Однако практика оказывалась намного сложнее идеала. Яростное возмущение людей разных сословий, которое описывает Аввакум, не случайно: провозглашая традицию, он и его единомышленники, вплоть до царя, начи-нали комплекс консервативных реформ, пытались подогнать пестрое и во мно-гом светское общество под книжный стандарт христианского благочестия.

Поворотной точкой стал 1652 год: патриарх Иосиф скончался, новым главой церкви стал Никон, также родившийся в Поволжье, учившийся в Макарьевском монастыре, близкий товарищ «ревнителей благочестия». Естественно, Аввакум и остальные возлагали большие надежды на патриарха Никона. Довольно бы-стро выяснилось, что Никон и его бывшие единомышленники по-разному понимают цели и суть очищения церкви. Да, они сходились в том, что книги, практику богослужения и многое другое нужно реформировать, но на этом согласие закончилось: «…видим, яко зима хощет быти, сердце озябло, и ноги задрожали» — так резюмировал Аввакум настроение в кругу друзей.

Новый энергичный патриарх Никон опирался на выходцев с Украины и ученых греков, но все они казались традиционалистам людьми сомнительной морали и подозрительной учености — какой-то слишком западной, слишком «латин-ской», а этого веками учились бояться.

«…Журят мне, — писал Аввакум, — что патриарху не покорился, а я от писания его браню да лаю. …За волосы дерут, и под бока толкают, и за чепь торгают, и в глаза плюют». В итоге Аввакум Петров был сослан в Тобольск, где сперва его встретили как истинного героя. Однако и там череда ссор с архиепископом, местными духовными и светскими лицами привела к тому, что из Тобольска — города обустроенного, вполне благополучного, служившего администра-тивным центром Сибири, Аввакума отправили дальше — в Енисейск, а потом в Забайкалье. Туда отправлялся отряд во главе с первым нерчинским воеводой Афанасием Пашковым, посланный на завоевание Даурии — области далее к востоку от Забайкалья.

И тут мы должны остановиться и присмотреться: куда попал Аввакум, среди каких людей оказался? Сибирское ханство было официально захвачено русскими казаками во главе с Ермаком Тимофеевичем в XVI веке — почти за столетие до похода Пашкова, однако далеко не все территории были освоены военными и купцами, отношения с местными народами были крайне слож-ными: одни приветствовали русских как соперников татар, другие не желали видеть новых претендентов на власть. Особенно яростно сопротивлялись круп-ные племенные союзы, которые и татарским ханам подчинялись условно (напри-мер, якуты и тунгусы). Приход русских воевод сопровождался не только возможностями торговать, но и установлением новой дани — ясака.

Пашков и его соратники были людьми суровыми и привыкшими к дисциплине, перед ними стояли большие практические задачи, и ссыльный протопоп был в этом походе откровенной обузой. Сам Аввакум мало интересовался сибир-ски-ми делами, отметил только «немирных иноземцев» и климатические трудно-сти, но по его рассказам можно подумать, что весь поход затеян как мучитель-ство над ним самим. Хотя кто там кого больше мучил, сказать непросто. И ко-гда Аввакум взялся поучать воеводу, тот просто согнал протопопа, его жену и детей с судна (дощаника) и отправил дальше пешком. И некоторое время они действительно шли по берегу, а потом сели обратно на борт. Затем Пашков велел высечь строптивого священника кнутом и бросить в Братский острог. На самом деле Пашков обошелся бы так с любым, кто отказался слушаться его приказов в походе. Но Аввакум видит в действиях воеводы личную ненависть и козни темных сил. Тюремное сидение Аввакум описывает с обилием умень-шительных суффиксов, создавая эффект иронический — детская, почти ласко-вая речь находится в резком контрасте с бытовыми ужасами:

«Что собачка в соломке лежу: коли накормят, коли нет. Мышей много было: я их скуфьею бил — и батошка не дадут! Все на брюхе лежал: спина гнила. Блох да вшей было много».

Весной отряд двинулся дальше — на Байкал и в Забайкалье, всем приходилось нелегко. Ужас в том, что с протопопом шла семья, включая малых детей, и не все дети пережили эти испытания. Так что, несмотря на кажущиеся «потеш-ки» рассказа, жизнь была действительно страшной. И все шесть лет скитаний по Сибири Аввакум неустанно обличал «неправды» злосчастного воеводы. Они и вправду изводили друг друга с неукротимым пылом. Впрочем, именно Аввакуму мы обязаны ярким портретом военного человека XVII века, условий освоения нового региона — то есть зарисовками ключевого процесса в становлении будущей Российской империи.

Наконец, в 1663 году Аввакум был возвращен в Москву. Обратный путь длился три года. Протопоп «по всем городам и по селам, в церквах и на торгах кричал, проповедуя слово Божие, и уча и обличая безбожную лесть», то есть реформы патриарха Никона, к тому времени оказавшегося в опале. Возмужавший царь не стал терпеть претензий патриарха на верховную власть, и дело неминуемо привело к уходу Никона. Церковь попала в непонятное положение: с одной стороны, инициатор реформ уже в изгнании, но реформы разворачиваются дальше; многие поборники традиций получают заметное облегчение и наде-жду на поворот вспять, едут в столицу, но к ним мало прислушиваются при дворе.

Первые месяцы в Москве Аввакум торжествовал: враг повержен, сам он вер-нулся мучеником и исповедником, вокруг собрались друзья и ученики. Царь приказал поселить протопопа на кремлевском подворье, порой просил его благословения, а вслед за царем бояре и высшие служилые чины к Аввакуму проявляли почтение, особенно дорогое после сибирских терзаний. Вскоре выяснилось, что реформу царь отменять не намерен и конфликт Аввакума с властью стал неизбежен. Отступать ни одна из сторон не собиралась.

Мы видим тут столкновение двух полярных установок. Для царя и его окру-же-ния главным делом была «большая политика»: освоение Сибири, укрепление западных рубежей, расширение территорий, преобразования в армии и управ-лении страной. И церковная реформа была частью этого процесса единения страны и укрепления державной мощи. Для Аввакума главным делом была личная совесть, судить которую мог только Бог. Не случайно рассказы о поли-тических и личных испытаниях соединяются у него в единое целое в тексте «Жития», из которого, собственно, мы и узнаем обо всех этих событиях и отношении к ним Аввакума.

И когда протопоп шел напролом — в поволжской деревне, в столице, в забай-кальских краях, в спорах с царем, воеводой, патриархом, друзьями и недру-гами, он делал это из глубочайшей убежденности, что для человека любого звания нет ничего важнее веры. Не раз в «Житии» он признается, как хотелось порой тихо жить с женой и детьми, как по-человечески и от души любил он царя Алексея Михайловича — не потому, что царь, а потому, что знал его с юности, воспринимал его почти как друга. В этой любви не было подобо-страстия или искательства выгоды. И царь, несомненно, понимал это — не слу-чайно многое прощал строптивому и совсем не родовитому священнику. И все же политика брала верх над верой.

В 1664 году Аввакум был сослан в Мезень, где продолжал свою проповедь и поддерживал посланиями своих приверженцев, разбросанных по всей России. Через полтора года, в 1666-м, его привезли в Москву на церковный Собор, призванный избрать нового патриарха и окончательно разрешить вопрос с реформой.

Там 13 мая после тщетных увещеваний Аввакума лишили сана и торжест-венно, в Успенском соборе, наложили на него анафему, обвинив в расколе. В ответ Аввакум не смолчал — и объявил, что проклинает архиереев, глав Собора. Рас-сказ Аввакума о событиях тех дней весьма красочен. Он подробно объясняет свои слова, слова иереев, он рассказывает о действиях, которые происходили. И среди прочего он ставит проблему, которая весьма важна для русского чело-века XVII века: проблему юродства и особого отношения к власти:

«Да толкать и бить меня стали; и патриархи сами на меня бросились, человек их с сорок, чаю, было, — велико антихристово войско собра-лося! Ухватил меня Иван Уаров да потащил. И я закричал: „Постой, — не бейте!“ Так они все отскочили… И я отшел ко дверям да набок пова-лился: „Посидите вы, а я полежу“, — говорю им. Так они смеются: „Дурак-де протопоп! и патриархов не почитает!“ И я говорю: „Мы уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестни; вы сильни, мы же немощны!“».

И в этом утверждении слабости, которая превыше силы, заключается самый главный смысл внутреннего восстания, которое утверждает протопоп.

После Собора его увезли в Пафнутьев Боровский монастырь, где продержали в темнице «в железах» около года. Популярность Аввакума как священника и духовного наставника была столь велика, что и в царской семье, и в боярских палатах нашлось немало ходатаев за него. Его пытались уговорить, привозили в Москву, в Чудов монастырь, на новые встречи со вселенскими патриархами и русскими архиереями. Но он твердо стоял на своем: все церкви отступили в нечестие, реформы Никона — зло, греки утратили царство под ударами турок именно из-за нестойкой веры, и лучше остаться одному с истинной верой, чем присоединиться к «тьме беззаконных». В конце концов его били кнутом и в 1667 году сослали на Север, в Пустозерский острог на реке Печоре. Един-ственная милость к Аввакуму состояла в том, что, в отличие от его пустозер-ских соузников, священника Лазаря и соловецкого инока Епифания, ему не урезали язык.

Следующие четырнадцать лет Аввакум, Лазарь, Епифаний и дьякон Федор про-вели в земляной тюрьме в Пустозерске, откуда с огромным трудом, используя симпатии ряда стрельцов из числа охраны, рассылали учительные письма сто-ронникам старой веры, укрепляя и утешая их. А таких людей, несмотря на вол-ну суровых репрессий, было много, и разного звания: от всем известной бояры-ни Феодосии Морозовой до крестьян, стрельцов и купцов. И уже после смерти царя Алексея Михайловича, при его сыне Федоре Алексеевиче, пытавшемся покончить со старообрядцами, пустозерские узники были сожжены в деревян-ном срубе. Это случилось в 1682 году.

Надо сказать, что именно конец XVII века ознаменовался крупными преследо-ваниями старообрядцев. Если при Алексее Михайловиче их, скорее, увещевали и предоставляли им возможность покинуть дома и уйти в далекие земли, то при Федоре Алексеевиче пытались заставить, принудить к принятию новой веры. И это привело к таким страшным явлениям, как добровольное самосож-жение людей, которые предпочитали смерть в огне, но не подчинение нече-стью. К этому же времени относятся и серьезные споры о том, как надо по-ступать по отношению к власти, которая проявляет чрезмерную жестокость. Волны смягчения и ужесточения политики по отношению к старообрядцам продолжались вплоть до правления Петра I, при котором постепенно сошли на нет. И уже тогда установилась более или менее стандартная система, когда старообрядцы, например, платили двойной налог за право ношения бороды. Но в остальном их оставили с их верой и преследовать физически, по крайней мере, прекратили.

Текст «Жития» и посланий Аввакума наполнен невероятным оптимизмом. Но это оптимизм особого рода: Аввакум принимает и приветствует испытания, воспринимая их как знак божественного избранничества. Он убежден, что Бог сопутствует ему на всем пути, направляет его в стрем-нины, чтобы укрепить в вере и помочь другим увидеть ее несокрушимость. Бог в «Житии» Аввакума кормит своего слугу — по молитве «напихивает» его сети рыбой, избавляет от холода, помогает найти кров, изыскать способ писать единомышленникам. В полном соответствии с житийным каноном Аввакум включает в повествова-ние и демонические силы — бесы хватают его, играют на скоморошьих дудках, но он браво разгоняет их, как положено святому. Нарочитость образов, откро-вен-ное юродство, когда Аввакум, по его собствен-ным словам, в споре с архи-ере-ями внезапно валится на бок на Соборе, изобра-жает дурачка, тем самым разыгрывая евангельское противопоставление показной и истинной мудро-сти, — все это одновременно было и литературным текстом, и страшным, мучительным перформансом длиною в жизнь, пророческим по духу, обра-щен-ным к пастве как проповедь, и спонтанным порывом. Едва ли можно про-вести границу между этим тремя составляющими.

Рассказ Аввакума основан на фактах — почти все они подтверждаются доку-ментами. И в то же время простые житейские события, реально произнесенные слова превращаются в «Житии» в публицистическое и художественное целое, потому что автор придает всему особый смысл, выстраивает систему логиче-ских связей. Он превращает свою жизнь в публичное действо, в живое свиде-тельство веры. И даже самые теплые человеческие моменты: радость, обра-щенная к собственному ребенку, нежная интонация в рассказе о жене — служат этой высшей цели. Простота и обычность чувств подчеркивает величину ду-хов-ного подвига, преодоления, которое необходимо на пути к спасению. А про--сторечие, разговорные обороты, которыми изобилует повествование, постоянно переплетаются со скрытыми книжными и в первую очередь еван-гель-скими цитатами. Например, он пишет:

«Горы высокия, дебри непроходи-мыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть — заломя голову! В горах тех обретаются змеи великие; в них же витают гуси и утицы — перие красное, вороны черные, а галки серые; в тех же горах орлы, и соколы, и кречаты, и курята индейские, и бабы, и лебеди, и иные дикие — многое множество, птицы разные. На тех горах гуляют звери многие дикие: козы, и олени, и зубри, и лоси, и кабаны, волки, бараны дикие — во очию нашу, а взять нельзя! На те горы выбивал меня Пашков, со зверьми, и со змиями, и со птицами витать. И аз ему малое писанейце написал, сице начало: „Человече! Убойся Бога, седящаго на херувимех и призирающаго в безны, его же трепещут небесныя силы и вся тварь со человеки, един ты презираешь и неудобство показуешь“».

Так описание сибирской природы внезапно становится иллюстрацией к еван-гельскому тексту и поучению-проповеди, обращенному к воеводе Пашкову.

Личность и жизнь Аввакума становятся метафорой и путеводным знаком для остальных людей. И это игра и не игра, это не просто «театрализация жизни» и далеко не наивность. Это следование абсолютной модели — жиз-нен-ному пути Иисуса Христа, подражание его страстям и страданиям, его прит-чам, любви к ученикам и суровости к фарисеям. По сути это средне-вековая модель, но в жизни и в тексте Аввакума она выражается через реформу лите-ратурного языка, через уникальность судьбы, через крайнее бесстрашие и го-товность менять многое, жертвовать многим во имя сохранения и спасения главного — хрупкой и несокрушимой человеческой души.

И тут мы сталкиваемся с проблемой, которую трудно разрешить. Мы посто-янно говорим о старом и новом, о традиционалистах-старообрядцах и светских новаторах. Но упираемся в противоречия. Защитники старины смело рефор-мировали реальность, обращая ее к идеалу, — так поступали и деятели евро-пей-ской Реформации, поднимавшие идеал раннего христианства над повсе-днев-ностью и уступками «человеческим слабостям». И реформа-торский, непре--клонный дух был в них сильнее, чем в поборниках новизны. Не случайно потом из «консервативной» старообрядческой среды вышли ведущие промы-шлен-ники России XVIII-XIX веков, смелые преобразователи экономики: куп-цы и предприниматели, зачастую бывшие крестьяне, — не терявшие нрав-ственных начал и твердой веры, даже становясь миллион-щиками. Консерватор Аввакум совершил революцию языка — своим «вяканьем», просторечием сокрушив кано-ны книжного стиля. Еще полтора столетия после него никто не сумеет так живо и сочно описывать людей, бытовые сцены. Причем это не наивность рас-сказчика — это сплав книжных образов, сюжетных моделей прошлого, лично-стного и авторского взгляда. Разговорный язык переплетается с книжным орга-нично и искусно.

И что самое поразительное — такой средневековый по устремлению, Аввакум ввел в русскую культуру пример личности, способной преодолевать преграды. И в этой мощи, в свободе мышления и речи — предвестие именно новой, свет-ской культуры, бросающей вызов и консервативным устоям общества, и бюро-кратическому обезличиванию. Аввакум ввел ролевую модель не бунтаря с ору-жием в руках, а человека мыслящего, обладающего зрелой свободой совести, готового платить за нее жизнью. И при всех поворотах и сменах настроений в обществе мы веками оборачиваемся к этому человеку, шагнувшему из Средне-ве-ковья в Новое время и научившему нас думать и говорить самостоя-тельно.

, Московское царство

Авва́кум Петро́в или Аввакýм Петро́вич (25 ноября (5 декабря ) , Григорово , Нижегородский уезд - 14 (24 ) апреля , Пустозерск) - видный русский церковный и общественный деятель XVII века , священник Русской православной церкви, протопоп , автор многочисленных полемических сочинений.

В конце 1640-х - начале 1650-х годов - протопоп города Юрьева-Повольского , участник влиятельного Кружка ревнителей благочестия , друг и соратник будущего Патриарха Московского Никона , также входившего в этот кружок; впоследствии непримиримый противник церковной реформы , начатой Патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем , идеолог и самый видный деятель старообрядчества в период его возникновения. За это был сослан, заточён в тюрьму и в итоге казнён.

Энциклопедичный YouTube

• 1 / 5

  Происходил из семьи потомственного приходского священника Петра, сына Кондратьева. Родился под Нижним Новгородом за рекой Кудьмой , в селе Григорове . В 15-летнем возрасте лишился отца. По словам Аввакума, отец его «прилежаше пития хмельнова» , а мать Мария, в иночестве Марфа, была большая «постница и молитвеница» и «всегда учаше» сына «страху Божию» . По указанию матери женился в 17 лет на обедневшей четырнадцатилетней сироте, дочери кузнеца Анастасии Марковне, которая была ему истинной «помощницей ко спасению» .

  В 1642 году Аввакум был рукоположен в диаконы , в 1644 году - поставлен в попы, став священником села Лопатицы близ Макарьева . Здесь определилась в нём та не знающая ни малейших уступок строгость убеждений , которая определила в дальнейшем его подвижничество и аскетизм - прихожан своих Аввакум беспрерывно уличал и стыдил за разные пороки, а священников - за плохое исполнение церковных правил и предписаний. Когда во время исповеди пришедшей к нему «девицы, блудному делу повинной» , в нём загорелось плотское желание, он «зажег три свещи и прикрепил к налою и возложил руку правую на пламя и держал, дондеже угасло злое желание» . Однажды в Лопатицы пришли «плясовые с медведи с бубнами и с домрами» и аскет Аввакум, «по Христе ревнуя изгнал их и хари и бубны изломал един у многих и медведей двух великих отнял - одного ушиб, а другого отпустил в поле» .

  Столь же строго Аввакум относился и к своей пастве, и ко всякому беззаконию, с которым ему приходилось встречаться - у некоей вдовы «начальник отнял дочерь» . Аввакум заступился, однако «начальник» сначала его «до смерти задавил» , так что он лежал «мертв полчаса и больше» , затем «пришед в церковь бил и волочил за ноги по земле в ризах» , палил «из пистола» и наконец «дом отнял и выбил, все ограбя» .

  Ссылка

  Прибыв в Тобольск, он, покровительствуемый архиепископом, хорошо устроился. Но ряд фанатичных и грубых выходок - «постегал ремнем» за один проступок дьяка Ивана Струну, тело боярского сына Бекетова, в церкви обругавшего его и архиепископа, велел «среди улицы собакам бросить» , а также ревностно продолжал «бранить от писания и укорять ересь Никонову» , - привели к тому, что его приказано было увезти за реку Лену . Когда же он приехал в Енисейск , то пришёл из Москвы другой приказ: везти его в Забайкалье с первым нерчинским воеводой Афанасием Пашковым , посланным для завоевания Даурии .

  Пашков был «суров человек: беспрестанно людей жжет и мучит» , а Аввакума ему прямо «приказано было мучить» . Всякий другой при таких условиях старался бы уже если не угождать воеводе, то во всяком случае не задевать его первым. Но Аввакум сразу же начал находить неправильности в действиях Пашкова. Тот, конечно, рассердился и велел сбросить протопопа и его семью с дощаника , на котором тот плыл по Тунгуске . Страшно было на утлом дощанике, а тут пришлось пробираться с малыми детьми по непроходимым дебрям диких сибирских ущелий. Аввакум не вытерпел и написал Пашкову послание, полное укоризн. Воевода совсем рассвирепел, велел притащить к себе протопопа, сначала сам избил его, а затем приказал дать ему 72 удара кнутом и потом бросить в Братский острог .

  Сидел Аввакум немало времени в «студеной башне: там зима в те поры живёт, да Бог грел и без платья! Что собачка в соломке лежу: коли накормят, коли нет. Мышей много было: я их скуфьею бил - и батошка не дадут! Все на брюхе лежал: спина гнила. Блох да вшей было много» . Поколебался было протопоп: «хотел на Пашкова кричать: прости!», но «сила Божия возбранила - велено терпеть» . Перевели его затем в тёплую избу, и Аввакум тут с «собаками жил скован всю зиму» . По весне Пашков выпустил многострадального протопопа на волю, но и на воле страшно приходилось в диких местах, где Аввакум наравне с остальным отрядом Пашкова пролагал путь: тонули дощаники, бури, в особенности на Байкале , грозили гибелью, много раз приходилось сталкиваться лицом к лицу с голодной смертью, для предотвращения которой надо было есть «озяблых волков и лисиц и что получать всякую скверну» . «Ах времени тому!» , - с ужасом восклицал Аввакум, - «не знаю, как ум от него отступился» . Два маленьких сына его «с прочими скитающеся по горам и острому камению, наги и босы, травою и кореньемъ перебивающес умерли в нуждах тех» . Так велики и страшны были эти «нужды» , что мощный и телом и духом протопоп одно время «от немощи и от глада великого изнемог в правиле своем» , и только бывшие ему «знамения и видения удержали его от малодушия» .

  Шесть лет провёл Аввакум в Забайкалье, терпя не только лишения ссылки, но и жестокие преследования со стороны Пашкова, которого он обличал в разных «неправдах».

  Возвращение в Москву

  В 1663 году Аввакум был возвращён в Москву. Обратный путь длился три года. Протопоп «по всем городам и по селам, в церквах и на торгах кричал, проповедуя слово Божие, и уча и обличая безбожную лесть» , то есть реформы патриарха Никона, к тому времени бывшего в опале. Первые месяцы его возвращения в Москву были временем большого личного торжества Аввакума. Ничто не мешало москвичам, между которыми было много явных и тайных сторонников раскола, восторженно чествовать страдальца, по их просьбам возвращённого. Царь Алексей Михайлович показывал расположение к нему, велел его «поставить на монастырском подворье в Кремле» и, «в походы мимо моего двора ходя» , рассказывает Аввакум, «кланялся часто со мною, низенько таки, а сам говорит: „благослови де меня и помолися о мне“; и шапку в иную пору мурманку снимаючи, с головы уронил, будучи верхом. Из кареты бывало высунется ко мне, и все бояре после царя челом, да челом: протопоп! благослови и молися о нас» .

  Однако уже вскоре все убедились, что Аввакум не личный враг Никона, а принципиальный противник церковной реформы. Через боярина Родиона Стрешнева царь посоветовал ему если не присоединиться к реформированной церкви, то, по крайней мере, не критиковать её. Аввакум последовал совету: «И я потешил его: царь то есть от Бога учинен и добренек до мене» , однако это продолжалось недолго. Вскоре он ещё сильнее прежнего стал поносить архиереев , введённый вместо принятого на Руси 8-конечного неравносложный 4-конечный крест , исправление Символа веры , троеперстное сложение , партесное пение , отвергать возможность спасения по новоисправленным богослужебным книгам и даже послал челобитную царю, в которой просил низложить Никона и восстановить иосифовские обряды: «паки заворчал, написал царю многонько таки, чтобы он старое благочестие взыскал и мати нашу общую, святую церковь от ереси оборонил и на престол бы патриаршески пастыря православного учинил вместо волка и отступника Никона, злодея и еретика» .

  На этот раз царь рассердился, тем более, что челобитную Аввакум, в то время больной, подавал через юродивого Феодора, который с нею «приступил к цареве корете со дерзновением» . Алексей Михайлович жаловал Аввакума как человека много страдавшего, но вовсе не как ересиарха, и когда он из челобитной увидел, что протопоп восстаёт не только против Никона, но против всей вообще существующей церкви, он на него «кручиновать стал» . «Не любо стало, - прибавляет Аввакум, - как опять стал я говорить; любо им, как молчу, да мне так не сошлось» . Велел царь сказать протопопу: «власти де на тебя жалуются, церкви де ты запустошил: поедь де в ссылку опять» .

  В 1664 году Аввакум был сослан в Мезень , где он продолжал свою проповедь и поддерживал своих приверженцев, разбросанных по всей России, посланиями, в которых именовал себя «рабом и посланником Иисуса Христа », «протосингелом российской церкви» .

  В Мезени протопоп пробыл полтора года. В 1666 году он был вновь привезён в Москву, где 13 мая после тщетных увещеваний на соборе, собравшемся для суда над Никоном, его расстригли и «опроклинали» в Успенском соборе за обедней, в ответ на что он тут же наложил анафему на архиереев - «проклинал сопротив» . Затем протопопа увезли в Пафнутьев монастырь и там продержали около года - «заперши в темную палатку, скованна, держали год без мала» .

  И после этого не отказывались от мысли переубедить Аввакума, расстрижение которого было встречено большим возмущением и в народе, и во многих боярских домах, и даже при дворе, где у ходатайствовавшей за Аввакума царицы Марии было в его день расстрижения «великое нестроение» с царём. Вновь уговаривали Аввакума уже перед лицом восточных патриархов в Чудовом монастыре («ты упрям; вся-де наша Палестина, и Серби, и Албансы, и Валахи, и Римляне, и Ляхи, все-де тремя персты крестятся; один-де ты стоишь на своем упорстве и крестишься двема персты; так не подобает» ), но он твёрдо стоял на своём: «Вселенсии учителие! Рим давно упал и лежит невосклонно и ляхи с ним же погибли, до конца враги быша христианам, а у вас православие пестро; от насилия Турского Магмета немощни есте стали; и впредь приезжайте к нам учиться», «побранил их сколько мог» и, наконец, «последнее слово рек: Чисть есмь аз и прах, прилепший от ног своих отрясаю пред вами, по писанному: лучше един, творяй волю Божию, нежели тьмы беззаконных» .

  Пустозерск

  В это время его соратников казнили. Аввакум же в 1667 году был наказан кнутом и сослан в Пустозерск на Печоре . При этом ему не вырезали языка, как Лазарю и Епифанию , с которыми он и Никифор, протопоп симбирский , были сосланы в Пустозерск.

  14 лет он просидел на хлебе и воде в земляной тюрьме в Пустозерске, продолжая свою проповедь, рассылая грамоты и послания. Наконец, его резкое письмо к царю Фёдору Алексеевичу , в котором он критиковал царя Алексея Михайловича и ругал Патриарха Иоакима , решило участь и его, и его товарищей: все они были сожжены в срубе в Пустозерске.

  Взгляды и наследие

  Ему приписывают 43 сочинения - знаменитое «Житие протопопа Аввакума », «Книга бесед», «Книга толкований», «Книга обличений» и другие.

  Вероучительные взгляды Аввакума Петровича достаточно традиционны, его любимая область богословия - нравственно-аскетическая . Полемическая направленность выражается в критике реформ Никона, которые он ставит в связь с «римской блуднёй» (католичеством).

  Бог, судя по произведениям Аввакума, незримо сопутствовал страстотерпцу на всех этапах его жизненного пути, помогая наказывать презлых и лукавых. Так, Аввакум описывает, как ненавидевший его воевода отправил ссыльного ловить рыбу на безрыбном месте. Аввакум, желая посрамить его, воззвал ко Всевышнему - и «полны сети напехал Бог рыбы». Такой подход к общению с Богом очень похож на ветхозаветный: Бог, по мнению Аввакума, проявляет пристальный интерес к повседневной жизни страдающих за истинную веру.

  Страдания Аввакум принимал, по его словам, не только от гонителей истинной веры, но и от бесов: по ночам они якобы играли на домрах и дудках, мешая священнику спать, вышибали чётки из рук во время молитвы, а то и прибегали к прямому физическому насилию - хватали протопопа за голову и вывертывали её. Впрочем, Аввакум - не единственный ревнитель старой веры, одолеваемый бесами: пытки, якобы творимые слугами дьявола над иноком Епифанием, духовным отцом Аввакума, были гораздо тяжелей.

  Исследователи обнаружили весьма сильную зависимость идейного мира Аввакума от святоотеческой и патериковой письменности. В антистарообрядческой литературе нередко обсуждается противоречивый ответ протопопа на вопрос одной своей корреспондентки, сохранившийся в письме, подлинность которого под сомнением, о смутившем её выражении в одном богослужебном тексте о Троице. Это выражение можно было понять так, что в святой Троице различаются три сущности или существа, на что Аввакум отвечал «не бойся, секи несекомое». Эта реплика дала новообрядческим полемистам повод говорить о «ереси» (тритеизм). Впоследствии эти взгляды Аввакума пытались оправдать на Иргизе, так что из таких апологетов выделился особый толк «онуфриевцев ». На самом деле взгляды протопопа на святую Троицу не отличались от святоотеческих, что видно из предисловия к «Житию», явно содержащего Афанасьевский Символ веры , исповедующий Единосущную Троицу.

  С другой стороны, ряд староверческих апологетов вообще категорически отвергает подлинность тех сочинений Аввакума, в которых содержатся спорные догматические суждения, и объявляют таковые «никонианской» подделкой, призванной скомпрометировать «священномученика». См., например, написанную с позиций староверов (беспоповцев Поморской церкви) книгу К. Я. Кожурина - биографию Аввакума в серии «Жизнь замечательных людей».

  …Ныне предстал перед нами великим русским человеком, национальным героем, мучеником…

  Семья и потомки

  • Козьма
  • Герасим
  • Евфимий - умер во время эпидемии 1654 года в Москве
  • Григорий - умер во время эпидемии 1654 года в Москве

  Жена - Анастасия Марковна (1624-1710).

  • Иван (1644 - 7 декабря 1720), женился на Неониле, в браке родилась дочь Марья;
  • Прокопий (1648 - после 1717);
  • Корнилий (8 сентября 1653 - ?);
  • Афанасий (1664-?).
  • Агриппина (1645-?);
  • Акулина;
  • Аксинья.

  В настоящее время известно не менее 60 прямых потомков Аввакума, все они носят фамилию Мезенины .

  Почитание и память

  Аввакум почитается в большинстве старообрядческих церквей и общин как священномученик и исповедник .

  Официальная канонизация Аввакума в белокриницком согласии состоялась на Освященном Соборе в 1917 году. Составлена и служба Аввакуму и иже с ним пострадавшим .

  В 1922 году епископом Геронтием (Лакомкиным) в Петрограде было основано «Братство имени священномученика протопопа Аввакума» для углубления знаний Священного писания

  Древнерусская литература

  Аввакум Петров

  Биография

  Аввакум Петров (протопоп Аввакум), писатель, один из основателей русского старообрядчества, родился в 1620 г., в селе Григорово Нижегородского уезда в семье священника. Отец умер, когда Аввакуму исполнилось 16 лет. Мать оказала большое влияние на его нравственно-религиозное развитие. В 1638 г. Аввакум обзавелся женой и поселился в селе Лопащцы, где был рукоположен в диаконы, а в 1644 г. - в священники. Раздоры с местным «началием» привели к тому, что в 1647 г. он с женой и сыном ушел в Москву. Там Аввакум сблизился с членами «Кружка ревнителей благочестия», центральной фигурой которого был духовник царя Алексея Михайловича С. Вонифатьевич, с целью борьбы с недостатками и пороками духовенства. Членом «Кружка» был архимандрит Новоспасского монастыря, будущий патриарх Никон. Затем Аввакум познакомился и с царем, а когда Никон стал патриархом 1652 г., Аввакум был назначен протопопом. Он ратовал за строгость нравов, за уплату налоги в патриаршую казну мирянами, и духовенством, за что был избит толпой и бежал в Москву, где остался служить в Казанском соборе, что неподалеку от Красной площади. В том же 1652 г. выступил против реформы Церкви, проводимой Никоном, за что был арестован и через год выслан в Тобольск.

  Проповедями за чистоту нравов и благочестие, за приверженность старой вере восстановил против себя и прихожан, и местное начальство и по доносу был сослан в Якутск, откуда началось его беспрерывное странствие по острогам Сибири. Был не раз нещадно бит кнутом, содержался зимой в неотапливаемых подвалах и башнях. После 10 лет скитаний вернулся в Москву. В 1666 г. решением Церковного собора лишен сана и предан проклятию, а в 1667 г. с тремя единомышленниками сослан в Пустозерск и посажен в «земляную тюрьму». Но и там выказывал непризнание новой, никонианской Церкви, отстаивал «древлее византийское благочестие». В тюрьме написал 80 посланий, писем и челобитных с разъяснениями причин смысл своего противостояния «никонианам». Еще сочинил автобиографическое «Житие» и «Книгу бесед», распространились по России рукописными копиями его сторонников.

  В апреле 1682 г. Аввакум и трое его союзников Лазарь, Епифаний и Федор (расстриги) решением очередного Церковного собора 1681-1682 гг., были заживо сожжены в срубе в Пустозерске 14 апреля 1682 г.

  Аввакум Петрович (Протопоп Аввакум) родился 25 ноября 1620 года в нижегородских пределах в селе Григоровка за Кудмою рекою. Родом из бедной семьи приходского священника, Аввакум довольно рано приобретает известность у населения как изгнанник бесов. По наставлению матери, Аввакум в семнадцать лет женится на четырнадцатилетней обедневшей дочери кузнеца - Анастасии Марковне, которая позже ему стала верным другом во всех трудностях и помощницей в спасении.

  В 1642 года Аввакум становится диаконом, а через два года был рукоположен в попы. В это время в характере Аввакума проявляется строгость к себе и ригоризм, который категорически не приемлет любые компромиссы и не учитывает другие принципы, хоть как-то отличные от исходного.

  После того, как Аввакум два раза спасался бегством из Лопатин, он был назначен протопопом в Юрьевец-Подольский, из которого в 1651 году ему также пришлось спасаться бегством в Москву.

  В столице Аввакум занимает, вероятно первое место среди приверженцев старины и становится первой жертвой преследования, которому подверглись противники патриарха Никона.

  В сентябре 1653 года по приказу Никона Аввакума хотят расстричь, но царь заступается за мученика и Аввакума Петровича ссылают в Тобольск.

  Своими проповедями за чистоту нравов и за непоколебимую приверженность старой веры, Аввакум настраивает против себя прихожан и начальство и его ссылают в Якутск, откуда начинается его тяжелое путешествие по суровой Сибири.

  Проскитавшись десять лет, Аввакум Петрович возвращается в Москву где его на четырнадцать лет сажают в тюрьму, после чего сжигают в срубе в Пустозерске.

  За свою жизнь Протопоп Аввакум Петрович создал сорок три сочинения, в том числе такие известные, как «Книга толкований», «Книга обличений», «Книга бесед» и «Житие». У старообрядцев Аввакум считается исповедником и священно-мучеником.

  Был рождён в семье священника в селе Григорьеве Макарьевского уезда Нижегородской губернии. После его женитьбы на жительнице того же села Настасье Марковне он был скоро рукоположён в дьяконы, а через три года стал священником в Лопатинцах.
  

  Его стремление жёстко обличать разные поступки прихожан привело к его скорому столкновению с паствой. В 1646 году Аввакума избивают и выгоняют из села вместе с семьёй (сыном и женой). Он переезжает в Москву, где он был поддержан земляком Иваном Нероновым.

  В столице Аввакум активно включается в деятельность нового кружка русских богословов под названием «Ревнители древнего благочестия», возглавляемое царским духовником Стефаном Вонифатьевым. Уже в 1653 году протопоп Аввакум начинает открытую борьбу с патриархом Никоном, резко выступая против исправления церковных книг. Возмущало его также и запрещение двуперстия, а также церковные реформы Алексея Михайловича. Аввакум подаёт челобитную правителю, в которой выступал за сохранение былых обрядов. Он полностью отказался принимать изменения в богослужении за что скоро был сослан в ссылку.

  После десятилетней ссылки, в 1664 году по ходатайству московских друзей Аввакум возвращается в Москву. Царь Алексей Михайлович, рассорившийся к тому времени с Никоном принимает его со всей милостью и даже даёт указ поселить его в Кремле, около Новодевичьего монастыря. Аввакум обращается с челобитной к правителю, требуя исправления содеянной ереси. Сам же протопоп демонстративно отказывался посещать церкви в которых служили по новым обрядам.

  Летом 1664 года церковные иерархи, которые опасались волнений старообрядцев в Москве, смогли добиться от царя Алексея решения о новой ссылке протопопа в Пустозерск. Там он был заключён в деревянный сруб, а потом в земляную тюрьму, но это его не переубедило. Во время этого пятнадцатилетнего заточения в Пустозерске он пишет два больших сборника богословских сочинений: «Книгу толкований» и «Книгу бесед», много грамот и посланий старообрядцам. Данные тексты передавались из места его заключения, как в полном объёме, так и по частям, а потом рассылались по многочисленным старообрядческим общинам.

  Все написанные им книги свидетельствуют о смелости и его широких богословских интересах. Он даже решается подробно истолковать тексты самого Священного Писания. Так, в «Книгу толкований» входят разъяснения некоторых псалмов и др.

  Четырнадцатого апреля 1682 года Аввакум с ближайшими друзьями были сожжены в деревянном срубе.